В конце 1920 года в Баку вышел литературный сборник «Мир и остальное», в котором были опубликованы «Воспоминания о Хлебникове» Татьяны Вечорки (Толстой), ценные уже потому, что это свидетельство современника, очевидца, вышедшее при жизни поэта. Приведём выдержки из мемуаров Вечорки-Толстой.

***

Ехал Хлебников куда-то по железной дороге. Ночью, на маленькой станции, он выглянул в окошко. Увидел у реки костёр и возле него тёмные силуэты.

Понравилось. Он немедля вылез из вагона и присоединился к рыбакам. Вещи уехали, а в карманах было мало денег, но несколько тетрадок. И когда пошёл дождь и костёр стал тухнуть, Хлебников бросал в него свои рукописи, чтобы подольше «было шорошо».

***

Одно из них (стихотворений) – грустный его автопортрет тех дней:

Россия, хворая капли донские пила

Устало в бреду.

Холод цыганский…

А я зачем-то бреду

Канта учить

По-табасарански.

Мукденом и Калкою,

Точно большими глазами

Алкаю, алкаю.

Смотрю и бреду

По горам горя,

Стукаю палкою.

Долго я радовалась на это стихотворение, потом спросила:

 – Почему же вы больше с цифрами? Если слова превзойдены, разве они не ранят вас?

Он раскрыл гроссбух и начал водить пальцем по черновикам слов.

Всякие тут были: и «слова в разрезе», и «голые», новорождённые, и ласкательно-напряжённые, и «слова-женщины», «слова-мужчины», и высохшие-старческие – или – «проекты слов» – и среди них – «протезы» для замены отрубленных частиц.

Говорил приблизительно так:

 – Когда одолеть все слова в схеме, – то займёшься музыкой или математикой, не, пожалуй, рисованием – ведь поэты рисуют. А стихи станут баловством. Потому что, зная, как сочетать слова, можно писать наверняка. Смотрите, – я уже мало перечёркиваю, – хотя стоит увидеть что-нибудь своё, хоть маленькое, – я не переписываю – не могу, я дорисовываю, окружаю со всех сторон, – чтобы стало ещё яснее, пока не надоест. Самое важное окружить подобающе. А рифмы – ерунда. И если засесть, – можно везде работать. Я уже приспособился. И в тесноте, и в толпе. Если хочется высказаться.

***

Вспоминаю, как однажды Хлебников застал моего мужа за чтением стихов Пушкина. Хлебников оживился и стал говорить, что в наше время так уже нельзя писать – язык стал иной. Хлебников стал «переписывать» несколько стихотворений Пушкина, тут же варьируя отдельные слова другими. Этим он занимался долго, потом спрашивал – как лучше? С тех пор они с мужем полюбили эту игру, листочки он оставил мне, но на беду они затерялись при переезде.

***

Хлебников стал приходить к нам домой. А жили мы в то время непривычно тесно (…) Первое появление его привело всех домашних в столбняк.

После его ухода моя свекровь вымыла себе руки, села за обеденный стол и сказала взволнованно:

– Это кто же такой? Говорит, как интеллигент, а по виду взрослый Стёпка-Растрёпка (…)

Объясняю. Не верит.

 – Поэт это прежде всего – культурный человек. И чистоту любит (…) Ох, Господи, неужели он к нам зачастит?

А Хлебников действительно зачастил (…) Однажды он встретился с отцом мужа. Д.Е., человек чистоплотный до больничного педантизма, одел пенсне и, подняв голову, хотя невелик ростом, долго и брезгливо смотрел на него.

 – Вам что угодно? – спросил, наконец, не сдерживая раздражения.

Хлебников засмеялся.

 – Вы к кому собственно? (…)

И начал расспрашивать:

 – Вы что же, из плена, от немцев сбежали? Или сражались? С белыми? С красными? Теперь не разберёшь!..

Хлебников перебил ясно и нагло:

 – Что же? Ведь Ленин ваш сверстник, а во всём разбирается!

И, усмехнувшись, встал и, покачиваясь на глиняных ногах, вышел.

Тут негодование прорвалось:

 – Поэт, говорите?! Замечательный поэт? Так я и поверил! Юродивый он, да ещё наглый! Поэт!.. Раньше поэтами были аристократы, потом поползли разночинцы, а теперь – горьковские персонажи (…). И этакого за стол сажать?

Дальше пошли расспросы:

 – А кто его родители? Да почему его не сдадут в жёлтый дом? Разве можно одного его по улице пускать? И глаза неприлично голубые, наверное, крашенные.

И тут пошло: «Гробокопатель какой-то…» (…). Ряд подобных разговоров сделал своё дело. Хлебников озлобился и начал сердиться на меня.

Вскоре мы уехали, и Хлебникова больше я так и не встречала.

PS: В оформлении используются лист рукописи В. Хлебникова и графика С.К. Ботиева.

Автор-составитель -  Мамаев А.А.