Июнь 1921 – июнь 2021

КАЛЕНДАРЬ ВЕЛИМИРА

«Живой хронограф»

Редактор газеты «Красный Иран», выходящей в революционном Гиляне, Алексей Костерин вспоминает: «Поздним утром, когда солнце уже изрядно прогрело лабиринт узких улиц, переулков и тупиков, я шёл к себе в редакцию газеты “Красный Иран” – орган Персидской красной армии.

 

На площади-пятачке, где узелком перехлестнулись пять червеобразных улочек, заметил я очень странного человека: высокий, плечистый, с обнажённой головой. Спутанные, нечёсаные волосы ниспадали почти до плеч. На нём длиннополый сюртук, а из-под сюртука выглядывали длинные ноги в узких штанах из рыжей персидской домоткани. Человек что-то рассматривал на булыжной мостовой. На ней, кроме яркой зелёной травы, пробивающейся меж булыжников, я ничего не заметил.

Всех русских в правительстве Эсханолы и в революционной армии я знал. А этот странный человек с массивной головой и по-монашески длинными волосами, с лицом, чем-то напоминающим мудрую морду верблюда, мне незнаком. Что же он ищет в былинках трав или среди гладких булыжников?

 

Не разгадав его глубокой задумчивости, я пошёл своей дорогой. В редакции рассказал о нём секретарю Петру Ивановичу Усачёву.

- А не Хлебников ли это? – предположил Усачёв. – Я слышал, будто приехал этот вождь и пророк российского футуризма (…).

На другой день в редакцию неожиданно вошёл тот странный человек, которого я увидел в узле рештских улиц. Высокий и сутуловатый, он молча, неторопливо прошагал босыми ногами по ковру, положил на стол несколько листков бумаги и сказал:

- Вот… стихи.

Мы оба – редактор и секретарь – удивлённо переглянувшись, тотчас же взяли листки. Под стихами была краткая и не менее странная, чем сам посетитель, подпись – “Хлебн.” (…) Мы путались в мелких бисерных буковках и в сложной словесной вязи, с трудом доискиваясь смысла, ритма, рифмы стиха. Прочитав, недоумённо взглянули друг на друга.

- Ну как? Поняли?

- Не очень… а вы?

- Темна вода в облацех!

- Но что-то есть (…).

Стихотворение “Кавэ-кузнец” было более доступно (…). О легендарном кузнеце Кавэ и поэме Фирдоуси “Шах-намэ” мы в своей газете рассказывали читателям. И потому были ясны строчки Хлебникова:

Жестокие клещи,

Багровые, как очи,

Ночной закал свободы и обжиг –

Так обнародовали:

- Мы, Труд Первый и прочее и прочее…

В газете вместе с исторической справкой эти строчки вполне могли дополнить легендарный образ вождя народного восстания. Стихотворение было ясным, но для плаката нужны короткие и доходчивые слова. Стихи же Хлебникова многострочны и труднопонимаемы.

На следующий день в редакцию пришёл Доброковский и первым делом спросил, читали ли мы стихи Хлебникова (…).

- А скажи честно, Меч, - спросил я, - тебе самому ясен смысл стихотворения? (…).

Доброковский, глядя на эскиз плаката, медленно прочитал стихи Хлебникова. Подумал и в конце концов признался:

- Да, ты прав, для плаката это тяжело.

- Может быть, примем мой текст? – предложил я. – Слушай…

“Поднял восстание против деспота царя Зохака

Революционным знаменем служил его красный фартук”.

(…) Доброковский согласился с моим текстом, но потребовал, чтобы стихи всё же были напечатаны в газете. Гордый тем, что мой текст “перешиб” стихи “отца русского футуризма”, я обещал стихи Хлебникова напечатать».

19 июня 1921 года в «Красном Иране» было напечатано ещё одно стихотворение Хлебникова «Курильщик ширы», имеющее биографическую подоплёку. Алексей Костерин вспоминает:

«Накурившись терьяку, оба так и оставались ночевать в чайхане.

Однажды в городе начался большой пожар. Доброковский и Хлебников в это время лежали, охваченные опийным туманом, в чайхане. Когда огонь стал угрожать чайхане, хозяин попытался растолкать своих гостей. Хлебников в полусне молча поднялся и ушёл, оставив друга на ковре.

Доброковский об этом случае рассказывал так:

- Я видел, как ушёл Велимир. И был рад за него, а сам о себе не думал. Я смотрел, как огонь пробился через потолок, как струйки дыма со свистом врывались в чайхану. Хозяин торопливо выносил всякую хурду-мурду. Несколько раз он что-то мне кричал, а мне было интересно наблюдать, как огонь одиночными языками проскальзывал в чайхану, облизывал доски потолка и вдувал струйки дыма в помещение. Я слышал шум, крики, видел огонь и дым, но всё это в каком-то странном нездешнем мире. Наконец хозяин схватил ковёр, на котором я лежал, вместе с ковром выволок меня на улицу… и вытряхнул на мостовую».

Только после этого Доброковский, не обращая внимания на общегородскую суматоху, побрёл к штабу.

 

В заключение скажем, что, служа «сотрудником русского еженедельника на пустынном берегу Персии» (по словам Велимира), он написал целый ряд стихотворений: Кавэ-кузнец, Курильщик ширы, Навруз труда, Ночь в Персии, Иранская песня, «Ночи запах…», «Воздушный воздухан…», «Стеклянный шест покоя…», «О, единица…», «Видите, персы», «Был чёрен стом речилища…», «Паук мостов опутал книгу…», «И вот зелёное ущелье Зоргама» и др.

Его поэтический гений был на самом взлёте.

 

В оформлении используются лист рукописи В. Хлебникова и графика С.К. Ботиева.

Автор-составитель - Мамаев А.А.